По небу плыли огромные корабли, слоны, айсберги... Над цветами летали большие пчелы, шмели, стрекозы и бабочки. То-гда мне было лет одиннадцать. И рассветы, закаты, запахи и звуки воспринимал я с особым, детским восторгом.
Я жил в интернате. Как-то девочки попросили меня сыграть в спектакле "Золушка" роль принца. Я удивился:
- Почему я?
- У тебя кучеряшки и ты худенький, - ответили они.
- Я не худой! - возразил я.
- Правильно. Стройный. Как настоящий принц.
Это мне больше понравилось и я спросил:
- А кто Золушка?
- Оксанка, - сказали девочки, явно завидуя ей.
Оксана была в нашем классе отличницей. Я немного подумал и ответил:
- Ладно.
Настал день премьеры. В клубе - весь интернат. Девочки нарядили меня принцем так: короткие спортивные штаны какого-то первоклашки, белые гольфы с бубенчиками, балетные тапочки, девчоночья тонкая кофточка - блузка, с бантом на груди. Ужас.
Я ни разу не выступал перед публикой. Нет, я не волновался, текст был простой. Но меня прямо-таки вытолкнули на сцену. Вместо приветственных рукоплесканий, оглушил хохот. Он, проклятый, раздавался даже из-за кулис.
- Ну-ка, крошка, дай-ка ножку, туфельку примерить вам, - произносил я назло всем звонко. Дурацкий смех обозлил меня и придал решимости: пропадать, так пусть…
- Она мне в пору, - отвечала то одна, то другая дочка злой мачехи Золушки.
- Нет, обман! Туфелька не в пору вам! - говорил я еще громче. Да, я был уверен в себе, как все принцы.
После спектакля нехорошо стал на меня коситься Мишка Чубарь, со старшего класса. Многие Чубаря боялись. Однажды он мне сказал:
- Будешь к Оксане подходить, получишь! - и показал кулак.
Я представить себе не мог, как его кувалда прошлась бы по мне. Но еще больше было обидно и очень непонятно то, что Мишка Чубарь может мне что-то запрещать и угрожать.
Дни следовали один за другим. Я и не подходил к Оксане, потому что было незачем: домашние задачи сам решал. Вообще я никогда у нее не списывал, это другие если не ко мне, то к ней обращались.
А Чубарь все был неспокоен. Иду по коридору, он - навстречу, глядит на меня сурово. Или на дворе издали сверлит злым взглядом.
Или, наш класс дежурит в столовой. Мы накрываем на стол а он с улицы в окно следит за мной, и дружки его с ним.
Самая активная в классе Маринка Нечаева вдруг спросила:
- Почему ты Оксану с днем рождения не поздравил?
- Мы же поздравили всем классом, - ответил я.
- Так то классом... А между прочим, это она выбрала тебя принцем.
Я молчал.
- А может, ты трусишь?
- И вовсе нет, - сказал я.
- Ну посмотрим, - мотнула косой Маринка и оставила меня в покое.
Не собирался я лично поздравлять Оксану, но и трусом выглядеть ни перед кем не хотел. Особенно, перед девчонками. Я к Оксане все же подошел:
- Дай списать.
- Ты же можешь сам, - удивилась она.
Я чувствовал, как здорово краснею, как горят уши. Тогда Оксана предложила:
- Давай вместе.
Задачка, конечно, попалась легкая. Но я почему-то и вправду ничего не соображал за ее партой.
Васька, двоечник и доносчик, мне прошипел:
- Тебе же ясно сказали!..
В школьном саду я с интересом наблюдал за муравейником. Я подумал: "Надо будет показать Оксане".
Человек пять подошли ко мне. Я поднялся с корточек. Призажмурился не от ожидаемого удара - солнце слепило в глаза. И не попятился, отошел чуть в сторону, чтобы мурашей не подавили. Чубарь еще ближе подступил ко мне.
- Ну и худой, - вздохнул он. - Даже жалко.
Если б я возразил, что не худой, он меня точно, сразу бы ударил. А так положил правую руку на мое, тоже правое, плечо и держит. Словно мы друзья.
Близко смотреть, глаза Чубаря не такие уж и злые. Просто я на сцене представлялся принцем, а он в жизни прикидывался грозной силой.
Честно говоря, я никогда еще ни с кем не дрался; никого ни за что не ударял и меня никто не бил. Да я и не мог вообразить себе, как это можно кому-нибудь сделать физически больно. Не только не допускал такой мысли, но и категорически, всем своим существом отвергал даже малейшее какое либо силовое воздействие. Само насилие, причиняемая боль казались мне таким чудовищным, несправедливым, злым явлением, что я даже не хотел об этом думать ни на миг. Если и допустить, что я очень обиделся и пожелал, что невозможно, сделать обидчику больно, то я бы сделал ему так больно, чтобы ему было вовсе не больно.
- Да не тяни, Чуб! - сказал один из ребят.
- Снять бы с малого штаны и посадить на муравейник, - насмешливо подсказал другой.
Мне даже показалось, что Мишка лучше их, по тому как дрогнули его зрачки от услышанного.
- Пусть живет, - наконец примирительно произнес Чубарь.
И в тот момент, когда он уже стал поворачиваться от меня, собираясь убрать с плеча руку, неожиданно, исподтишка, резке и сильно дал снизу локтем по подбородку - я клацнул зубами и прикусил язык - больно, аж солнце затмилось в глазах.
Я не упал. И не плакал. Просто смотрел им всем в след сквозь появившееся мокрое солнце, ощущая во рту горечь крови.
С тех пор как-то мельче стали шмели, бабочки, цветы... На небе - обычные облака.
Или я начал взрослеть?
Александр Шаламов