Проснулся Игорь Николаевич по давней привычке рано. Но вставать не спешил: пал треклятый социалистический режим? хотя все-таки было что-то, похожее на жизнь. Теперь же... На работе под "сокращение" попал. И жена с дочкой к своим родителям ушла "на совсем".
Вставать не хочется и лежать надоело. Вот и погода: то солнце, то снег с дождем, то порывистый ветер; то, вдруг, тишина - по деревьям за окном видно.
"И у меня какая-та неопределенность", - подумал Игорь Николаевич недовольно.
Вспомнил, что сегодня должен быть его день рождения. Но этот год не високосный и двадцать девятое число февраля выпадает. Так что уже начался март. Вспомнил про день рождения и взглянул на телефон - не работает, сломался. Сперва даже сетовал на жену, мол, из-за нее аппарат вышел из строя потому что слишком часто и подолгу говорила. Даже подтрунивал: телефон у них красный - цвета напряжения от болтовни.
Грустновато стало. Ни поздравления дочурки, ни вкусного, сытного завтрака.
Из комнаты, что над Игорем Николаевичем, послышался реквием Моцарта. Каждый день Игорь Николаевич слышит траурные звуки рояля; как по нем звучат.
Поднялся, глянул в окно: зимнее мокропогодье. А в кране - ни капли. Раньше досадовал, что нет горячей води, теперь вовсе никакой. Не решался бриться старой электробритвой, которая слишком больно щиплет. Обнаружил на виске седой волосок и опечалился. Побрился таки и еще больше испортил свое настроение.
- Ладно, - сказал сам себе, - не у меня одного в карманах пусто и дыры, и носки протерты, обувь промокает, зубные коронки шатаются...
Радио включил и тут же выключил: растет безработица, все дорожает; землетрясения, наводнения, войны... - всюду одни только бедствия. Телевизор тоже сразу отключил: то назойливая глупая реклама, то пошлая передача.
И чай кончился. Тот дорогой индийский чай, который должен был еще остаться, если б Игорь Николаевич прямо в магазине при продавщице проверил бы упаковку, заглянул во внутрь. Но, доверившись, дома с досадой обнаружил половину пачки непонятно какого чая, смешанного с бумагой и щепками.
- Дима, Дима, Дима!.. - это подполковник в отставке выгуливает свою собаку. Сперва, как военный завел щенка, Игорю Николаевичу казалось, что тот кличет: "Бима, Бим!.." Потом разобрался и удивился: да нет, - Дима! Позже еще больше удивился: собачка подросла и оказалась сучкой. Неужели если б этот бывший офицер имел кабеля, то назвал бы его каким-нибудь женским именем, как, например, соседка снизу свою кошку: Вика? Соседка недавно умерла. От болезней. Но так сложилось, будто от горя - ее тридцатилетний сын Василий в пьяном угаре во время ссоры с матерью схватил кошку за лапы и разорвал... Несколько раз при встрече с Игорем Николаевичем соседка стонала:
- Вы знаете, что мой сын сделал? Что он наделал!.. Ох!..
Жилец с противоположного дома спрашивал у Игоря Николаевича:
- Что у вас за дом? С утра до ночи: то "Дима, Дима!..", то "Вика, Вика!.."
- Дом как дом, - ответил Игорь Николаевич, зачем-то защищая своих соседей. - Ничем не страннее, чем ваш.
Теперь кошки Вики нет. И ее хозяйки нет. Дима-Дима!.. "Только бы и мне не выжить с ума". Хотя жена давно таковым его считает. Но ведь и он, особенно в последнее время, был не очень в восторге от нее.
Игорь Николаевич сложил в сумку телефонный аппарат чтобы отнести в ремонт. Еще проблема: как одеться? С одной стороны - погода и настроение так себе, а с другой - все-таки вроде день рождения. Когда же надел все самое лучшее, "выходное", оказалось, что уже старье. Вообще все, что нажито, было приобретено лет десять-пятнадцать назад; как женился. Помнится и родители помогли. Да, конечно, Игорь Николаевич многое хотел: дом должен был быть непременно наполнен множеством книг, картин, цветов и ребятишек... Застопорилось все скоро и начался спад. И вот один. Как эта ива у окна. Впрочем, не из плакучих - ветла.
Раньше место это было окраиной города. Как выстроился микрорайон, так ветла стала чахнуть. Или корни повредили коммуникациями, или асфальтом слишком залили. Но дерево, почти сухое, весной и летом еще зеленеет.
Одеваясь в прихожей, Игорь Николаевич вдруг услышал шум с туалета, плеск - как вода пошла. Обрадовался: наконец-то! Но проверил кран - сухо. Глянул в унитаз и увидел барахтающуюся крысу. И как она только попала туда? Игорь Николаевич последней водой из ведра смыл крысу; она, кувыркнувшись в водовороте, исчезла со своим длинным, тонким, мерзким хвостом. Хорошо, что не при дочурке, подумал Игорь Николаевич. Верно - кошмарные времена.
Игорь Николаевич посмотрел из кухни на соседний дом: сидит старушка у окна. В очках, в косыночке. И днем, и ночью дежурит. На сову похожа. «Эх, скорее бы и мне так. Уже ничего не надо тебе. Сиди и жди, жди…»
Ну и пошел. Из квартиры, где недавно еще бегала звонкая дочурка и сновала хлопотливая жена. Как скучно без них!
Со зловонного, грязного, исписанного матерщиной подъезд вышел на холодный сырой воздух. Даже хорошо стало. А потом увидел долговязого знакомого должника. Каждый раз алкоголик шаркается перед Игорем Николаевичем, извиняясь и твердо обещая вернуть долг. Дошло до того, что сам Игорь Николаевич обходит бедолагу, прячется от него при встрече.
"Самое лучшее, это отдать мне ему, вроде я занимал", - даже как-то решил Игорь Николаевич, да все в нужную минуту лишних денег не оказывалось при себе. Вот и теперь нет. Но худосочный порывается опять занять. Игорь Николаевич ускорил шаг, будто очень спешит.
Ежатся прохожие, осторожничают, чтобы не поскользнуться на примерзших лужицах. Вот и юноша приплясывает на тротуаре, продавая пошлые газеты и журналы. Часто Игорь Николаевич встречал по пути на работу этого аккуратного, опрятного школьника. Досадно. И старушечки дожили: терпят, томятся, когда кто купит у них пачку сигарет, бутылку пива или водки. А вот и совсем нищие: калеки и спившиеся; мимо таких проходить - дыхание затаивать от запаха мочи и сивушного смрада. Угар и от машин до одурения. Грохочут "Запорожцы", тоже мятые, неуклюжие, дерганные, подслеповатые и больные, как и владельцы их - инвалиды-пенсионеры. Шустрят "Жигули" и "Москвичи". Нетерпеливо сигналят иномарки, - все эти "Мерседесы", "БМВ" "Вольво", "Форды"... - хозяева их самодовольные, чванливые, высокомерные, не уступающие, наглые, готовые чуть что выскочить из машины и помять тебе бока железными прутьями (и такое однажды увидел Игорь Николаевич). "И откуда появились эти монстры? – недоумевал он. – Вроде в советское время все мы жили одинаково».
Замерла на несколько лет какая-та стройка. Выгоревший на солнце зеленовато-голубой дощатый забор весь обклеен объявлениями: продаю, покупаю, меняю; исцеляю, гадаю, обучаю; приглашения различных сект... Сколько появилось учений, философий, религий! Как много новых, неожиданных книг стали предлагать; какие товары!.. - и ни монетки в кармане для покупки.
В подтверждение неважного финансового состояния Игоря Николаевича опять загромыхало в протертых подошвах обуви: камешки попали во внутрь и стучат как в спичечном коробке.
Выйдя к морю, Игорь Николаевич пошел по малолюдной набережной, где дул студеный ветер, кричали суматошные чайки и пенились невысокие темно-синие волны. Не захотелось останавливаться и разговаривать на сквозняке со знакомым Иваном Петровичем, который неторопливо катил в инвалидной коляске.
"В такой колотун... - посочувствовал Игорь Николаевич и подумал» - Это от одиночества".
Только этот одинокий инвалид поразил Игоря Николаевича в один из летних дней позапрошлого года своим оптимизмом. Уже тогда Игорь Николаевич начал жаловаться на жизнь. Петрович терпеливо выслушал и покатил дальше, посмеиваясь над мизерными причинами для уныния и растворяясь в цветах парка и в радуге орошаемого фонтанчика.
Перед самой мастерской по ремонту телефонных аппаратов Игорь Николаевич чуть было не попал под колеса автомобиля. Выругался: "Вот, черт, включает поворот направо, а сворачивает налево, - на меня". И подумал, что у нас всех не просто все шиворот-навыворот, а - выворот-нашиворот; мы удивляемся, негодуем когда что-то выходит плохо, а надо бы удивляться когда что-нибудь получается хоть малость похожее на "как надо".
"Ну конечно же телефон не починят, во всяком случае тут же, при мне. Проволынят неделю-две, а то и месяц", - вошел Игорь Николаевич в мастерскую.
Из посетителей больше никого не было. Телефон принял пожилой седовласый мастер в белом халате. Он вмиг обнажил внутренности, сняв верхний корпус аппарата, что-то внутри бегло просмотрел и сказал:
- Погуляйте минут двадцать, раньше никак нельзя.
Игорь Николаевич давно не улыбался.
Зато погулял. Наткнулся на букет искусственных цветов в банке, в одном из старых проулков: опять или убийство, или - сердце. А в другом переулке пришлось услышать семейную перебранку, доносившуюся со двора, с одной из веранд, увитой необрезанным виноградником. Темные жалкие гроздья удручали впечатление: виноград не успел созреть, увялился, как и плоды инжира, от прошлогодней засухи, от долгого отсутствия воды.
Есть ли где по-настоящему благополучная, счастливая семья? Или же хотя бы один человек? - подумал Игорь Николаевич. - И как поступать всегда единственно правильно?.."
Ну вот и хорошо. Телефон приведется в порядок; что-то же должно быть как надо. По крайней мере, одна проблема решится думал Игорь Николаевич, приближаясь к мастерской.
Холодно, а мастер лишь в халатике уже перед порогом Игоря Николаевича дожидается. Только видом весь очень несчастный, как пришибленный, - молча пропустил Игоря Николаевича в помещение мастерской и тут начал городить такое, что Игорь Николаевич даже не находил как ему отвечать. Мастер сперва глотал воздух, выпучивал глаза, жестикулировал и, наконец, прояснил:
- Сделал я ваш телефон, вот тут, где вы сейчас стоите, на прилавке и поставил. Пришел молодой человек, показал мне свой аппарат, я ему сказал, что невозможно уже починить, так он, мерзавец, ваш телефон - хвать! - и убежал. Сколько живу и работаю, такое не случалось со мной. Надо же!..
То ли халат разбеливал лицо, то ли потолок и стены бросали рефлекс, мастер выглядел таким мертвенно-бледным, что Игорь Николаевич испугался: вдруг у того сердце не выдержит.
- Не стоит так переживать, - стал успокаивать Игорь Николаевич.
У честного мастера и лишних деталей, ничего не нашлось, чтобы собрать для Игоря Николаевича аппарат. Да Игорь Николаевич и сам отмахнулся: не надо, обойдусь пока. Не телефона было жалко уже Игорю Николаевичу, а этого седенького мастера и, почему-то, отчаянного парня.
Покидая мастерскую, Игорь Николаевич сокрушался: какая промозглость! Какая неинтересная, гадкая жизнь! "Кто-то будет пользоваться моим телефоном - пусть. Кто-то ест за меня мое мясо и колбасу - на здоровье! Но кто, зачем крадет мою жизнь?..»
Игорь Николаевич оказался на узком тротуаре дороги, по которой растекалась, выбиваясь из канализационного люка, жидкая вонь. Увидел мчавшуюся навстречу "Мицубиси"... По колено ноги оказались насквозь леденяще мокрыми. На глазах Игоря Николаевича, как на сильном ветру, проступили слезы.
Напиться!.. Хоть раз: вдрызг. И лежать в какой-нибудь канаве до полного окоченения.
Ах, веселое детство, сентиментальная юность; мечты, надежды!.. Школа, пионерские лагеря, институт, любимая работа...
Вот и чайки зря кружат над набережной. Раньше всякий подкармливал их, подбрасывая кусочки хлеба.
Печальный, блуждающий взгляд Игоря Николаевича в ужасе зацепился за пустую инвалидную коляску, стоявшую на самом конце длинного, выступающего в море, железобетонного причала. И ни души. Игорь Николаевич ринулся к причалу, уже издали осматривая пенистую воду. Обезумев от воображаемой картины, Игорь Николаевич носился вокруг коляски, вглядываясь в холодное, зловещее море то с одной, то с другой стороны причала и не слышал окрики с берега, пока не подбежала девушка в утепленном джинсовом костюме и не указала на небольшую киносъемочную группу в другой части набережной.
- Петрович, а я подумал!.. - через пару минут, переводя дух, отходил Игорь Николаевич, трогая, теребя за рукав и плечи, словно удостоверяясь, сидящего на скамейке Ивана Петровича и не обращая внимания на смеющихся над ним, Игорем Николаев киносъемщиков. И как в позапрошлом году Петрович иронично, с веселинкой в глазах, опять указывал на ничтожную, безосновательную тревогу Игоря Николаевича.
Успокоившись, Игорь Николаевич пошел домой. Он сильно продрог из-за мокрых, облитых машиной ног и боялся простудиться. И голова разболелась. Хотелось немедленно прилечь, зарыться в тепло или совсем раствориться, исчезнуть навсегда.
Игорь Николаевич пытался сосредоточиться мыслями на судьбе, на причинах разрушающейся жизни, но ему что-то мешало ясно понять все происходящее; не давало нечто в нем самом закостенелое.
На чем держится жизнь того же Петровича? - недоумевал он. "А моя?" - Игорь Николаевич позавидовал даже тем, кого уже нет.
И содрогнулся от колокольного звона. Игорь Николаевич увидел перед собой прекрасный, величественный храм, которого раньше обычно не замечал. Благовест созывал верующих к Богослужению. Церковный колокольный звон был таким жарким, солнечным, светлым, чистым и достаточно долгим, что Игорь Николаевич более чем сразу согрелся. Дивная сила колокола глубоко проникла в утомившееся сердце, пробудила от духовного усыпления душу. Игорь Николаевич подумал, что в этот миг, в данную секунду происходит в мире все, что только может совершаться на земле: рождение и уход, смех и плач, спасение и убийство, грабеж и подаяние, созидание и разрушение... - все вмещает в себе мир в одном лишь миге. Все, все, все!.. И вот, все неприятности, болезни, катастрофы, всякое горе, может, и от него исходят, Игоря Николаевича; он тоже во всем виновник?
Колокол будто торжественно, спасительно призывал каждого к покаянию и к праведной жизни.
Уже набухают почки. Весна...
Александр Шаламов